Читать онлайн «Gipnoz ot drievnosti do nashikh dniei [1». Страница 32

Мысль Шарко о том, что гипноз может быть полезен лишь в отдельных, исключительных случаях, тогда как в подавляющем их числе он, будучи родствен истерии, окажет вредное ослабляющее воздействие на нервную систему больного, была большинством врачей и исследователей (в том числе и русских гипнологов) отвергнута, признана несостоятельной. Однако разность мнений по конкретным вопросам понимания гипноза только частность. Гораздо весомее—сам факт того, что такой крупный научный авторитет, как Шарко, занялся глубоким исследованием гипноза. Именно это привлекло к гипнозу внимание многих видных ученых Парижа — невропатолога Поля Рише, психиатра Пьера Жане, невропатолога Жиль де ля Турет, долгое время сотрудничавшего вместе с Шарко, невропатолога Ж. Ба- бинского, директора психофизиологической лаборатории Сорбонны Альфреда Бине, невропатолога Шарля Фере и др. Они вели свою работу в том же русле, что и Шарко, разделяя, в общем, предложенную им точку

148

зрения, которая получила название парижской или саль- петриерской школы.

Эта точка зрения была противоположна мнению о гипнозе, которое сформировалось в это время у ученых Нанси. И вскоре между этими школами завязался спор.

Полемика между школами велась остро, темпераментно. Чтобы дать читателю представление о резкости этой дискуссии и вместе с тем о существе расхождений, мы приведем выдержку из предисловия Бернгейма ко 2-му изданию его труда «О внушении и его применении для терапии». Возражая Шарко, глава нансийцев восклицает: «Нет! Гипнотический сон не болезненный сон! Нет! Гипнотическое состояние не невроз, подобный истерии. Конечно, у загипнотизированного можно вызвать истерические проявления, можно развить у него настоящий гипнотический невроз, который будет повторяться в искусственно вызванном сне. Но эти проявления не обязаны своим происхождением гипнозу, они обусловлены внушением со стороны оператора или иногда самовнушением лица, особенно чувствительного... Мнимые физические проявления гипноза не что иное, как феномены психические; каталепсия, трансферт, контрактуры и т. п. являются результатами внушения. Установить, что подавляющее большинство людей внушаемо, значит исключить идею невроза... Сам сон есть результат внушения. Я утверждаю: никто не может быть усыплен против своей воли... Идея производит гипноз; психическое влияние, а не влияние физическое или флюиди- ческое определяет это состояние».

Бернгейм считает, что Шарко, приписывая лечебные свойства металлам и магнитам, глубоко ошибается. На самом деле там действовало самовнушение — вера больных в целебность этих средств. Благо, и объекты были в этом отношении очень благодатные: ведь если внушаемость, как установили нансийцы, всеобщее свойство людей, то истерикам это свойство присуще в повышенной степени.

С такой же пылкой убежденностью отрицает Берн- гейм существование трех знаменитых фаз гипноза по Шарко. Фазы эти — явление кажущееся, искусственное; они — результат того же внушения.

Напоминая о роли внушения, Бернгейм был безусловно прав; но, предостерегая других, он чрезмерно увлекся, впал в преувеличение. Например, он считал, что физические раздражители, применявшиеся в клинике

149

Шарко, тоже действуют не прямым образом, не сами по себе, а лишь как своеобразные проводники идеи о сне, т. е. тоже как внушение. Эта ошибка Бернгейма была еще более усугублена им в его последних работах, когда он стал отрицать даже и сам гипноз как особенное состояние нервной системы и заявлял, что все наблюдающиеся в нем эффекты можно объяснить действием внушения, последнее же он сводил к самовнушению.

Эта точка зрения Бернгейма впоследствии справедливо критиковалась даже и теми, кто был в целом его сторонниками.

Однако, невзирая на некоторые ошибочные положения, школа Бернгейма постепенно завоевывала все большее и большее признание среди врачей и ученых: она последовательно отстаивала положение о большой лечебной эффективности гипноза и внушения, разрабатывала практику применения этих явлений в медицине. В большой пользе этого метода, его действенности в борьбе со многими заболеваниями убеждаются все больше и больше врачей, испробовавших его в своей лечебной работе.

Число исследований в области гипноза, проводившихся в 80—90-е годы не только во Франции но и в ряде других стран Европы, в том числе и в России, становится настолько велико, что начинают выходить специальные периодические печатные издания. Позднее это время получило название «золотой век гипноза».

Пламя дискуссий между двумя школами, двумя противоборствующими взглядами на гипноз — ученых Парижа и Нанси — разгорается на страницах книг и периодических изданий, на общих съездах врачей и специальных конгрессах гипнологов и психологов. В орбиту этого спора втягиваются все новые и новые участники: врачи и физиологи, психологи и философы, писатели и художники.

Вначале трудно было сказать, на чьей стороне окажется перевес. Но в 1889 году на 1-м Международном конгрессе физиологической психологии в Париже становится очевидным, что большинство исследователей склоняются к взглядам нансийцев.

Надо сказать, что все эти бурные споры — считать ли определяющими признаками гипноза физиологические или психологические проявления, лечить ли этим методом все расстройства нервного происхождения или только больных истерией, широко или узко понимать

150

внушение — не мешали всем защитникам научного понимания гипноза выступать единым фронтом против общего, злейшего врага науки — мистики. Ведь по сравнению с той коренной противоположностью взглядов, которая разделяет науку и мистику, разногласия школ Парижа и Нанси были не более чем частные, неизбежные в творческих поисках расхождения.

И Льебо, и Бернгейм, и Шарко, и Рише совершенно единодушны в том, что результаты их наблюдений и экспериментов — непобедимое оружие в борьбе с мистическими представлениями.

Податливость к внушению как качество, присущее всем людям и разогретое искусственными приемами воображения,— вот истинные причины тех явлений, которые извечно казались чудесными, заявляет в своей книге «Внушение и его применение в терапии» Берн- гейм. Именно эти причины лежат в основе целительного действия амулетов и талисманов, металлов и магнитов, заклинаний египетских, индийских и халдейских жрецов, религиозных церемоний и церковных реликвий, «чудо- деяний» христианских святых. Бернгейм подробно анализирует несколько приобретших широкую известность случаев «чудесных исцелений» в Лурде и доказывает, что действительным их творцом были не божественные силы, а могучее действие на организм психических факторов, и в первую очередь экзальтированное верой воображение.

Не скрывая своей гордости научными завоеваниями, Бернгейм в другой своей книге пишет: «Современному периоду было предназначено полностью осветить, определить и четко уяснить научную доктрину внушения, благодаря которой навсегда рассеялись химеры и суеверия, которые до наших дней ослепляли бедное человечество».

В декабре 1892 года одновременно в Париже и Лондоне в журналах «Новое обозрение» и «Ежемесячное обозрение» появляется замечательная статья Шарко «Вера, которая лечит» (можно перевести также словами «Целительная вера»), в которой он четко, с последовательных научных позиций и вместе с тем очень популярно высказывает свое мнение о причинах исцелений, тысячелетиями считавшихся чудесными, в которых всегда виделось людям наглядное доказательство существования бога и его милосердия:«Необыкновенные

по своему внешнему виду излечения, производимые «целительной верой», которые обычно в терапии на

151

зывают чудом, представляют собой, и это можно показать в большинстве случаев, естественные явления, которые бывали во все времена, в гуще цивилизации и самых разнообразных религий, в самом различном виде, даже и сейчас их наблюдают на всех широтах».

Огромный опыт Шарко-ученого, впервые решившего загадку истерии, давал ему возможность с полным правом и знанием дела указать не только главную причину выздоровлений, считавшихся прежде непонятными, сверхъестественными, но и точно определить границы действий этой причины. Шарко пишет: «Для «целительной веры» необходимы свои объекты и свои болезни, а именно такие, которые поддаются тем влияниям, какие оказывает на тело разум. Истерики обладают нервной структурой, благоприятной для «лечения верой», так как они прежде всего внушаемы, будь это внушение произведено извне или же связано с тем, что они носят в самих себе элементы мощного самовнушения. У этих индивидов, мужчин и женщин, действие разума на тело достаточно эффективно для того, чтобы излечить те болезни, которые незнание, еще так недавно не распознав их истинную природу, объявляло неизлечимыми».